Про латентный расизм

Эту статью я писала именно для Запарижья, но в итоге волею судьбы она оказалась в «Тут и Там» — http://tutitam.com/byt/raznocvetnaya-franciya-ili-latentnyy-rasizm

Тем не менее, я очень хочу, чтобы она осталась и в моем личном блоге.

Исследование, проведённое Migration Policy Institute, выявило, что 45 процентов иммигрировавших во Францию уверены в том, что остальные граждане не считают их французами. Среди детей этих иммигрировавших 36 процентов придерживаются того же мнения. Речь идёт об эмигрантах из бывших французских колоний, которые уже десятки лет проживают во Франции, и чьи дети были рождены здесь. Атака на офис Charlie Hebdo в январе 2015 г. и последующие террористические акты, совершённые в Париже и Ницце, скорее всего, ещё больше раскололи французское общество. Враждебность по отношению к представителям неевропейской расы приобретает легитимность среди коренного населения Франции, хоть об этом и не принято говорить вслух.

Интересно, что во Франции, так же как и в ряде других стран, запрещено ведение криминальной статистики с учётом этнического происхождения преступников. Этот запрет призван сдерживать предубеждение и дискриминацию граждан по национально-расовому признаку. Тем не менее, проблема предубеждения всё-таки существует, и не без оснований на то. Когда ты собственными глазами видишь насколько поведение представителей некоторых слоёв населения отличается от общепринятых в Европе культурных стандартов, довольно сложно сохранять нейтралитет. Тем не менее, миграционная политика Франции выстроена таким образом, что жилье для нуждающихся мигрантов выделяется, по большей части, в специально построенных или организованных для таких целей жилых кварталах. Это практически исключает для мигрантов и их потомков возможность успешной интеграции во французское общество. А такие кварталы в результате концентрации в них жителей определенной социально-культурной прослойки становятся похожими на гетто.

Один из примеров таких кварталов – жилые массивы в юго-западном пригороде Парижа Медоне. Городок Медон (Meudon) – тихое, буржуазное, очень спокойное место с древней историей, подходящее для семейной жизни и заселённое, в основном, представителями типичного французского «среднего класса». Он граничит с лесопарком, излюбленной зоной отдыха местных жителей. А за этим лесом расположен новый микрорайон Медона, который отличается от своего собрата, как небо и земля, Медон-ля-Форе (Meudon-la-Foret). Оба района относятся к одной и той же мэрии, соответственно «правила игры» и для жителей исторической части, и для нового микрорайона совершенно одинаковы. Однако, если жители исторической части по большей части успешные работающие французы, и такой состав населения обусловлен и ценами на жилье, и отсутствием свободных пространств для социальной застройки, то микрорайон Медон-ля-Форе представлен несколько иным контингентом. Медон-ля-Форе был основан в 1960х годах как место расселения беженцев после Алжирского кризиса, а также рабочих с активно развивающегося в то время завода Renault, которые нуждались в жилье недалеко от места работы. Надо отдать должное основателям микрорайона, жилая застройка в нём была сделана на очень высоком уровне, с хорошей инфраструктурой и для взрослых, и для детей, прекрасным озеленением, ландшафтным дизайном и даже прудом с утками и рыбками (удивительное дело, но вся эта живность по-прежнему беспечно плавает в пруду, ни кем не съеденная).

Однако разница в уровне культуры ощущается сразу. Она проявляется и в бытовых отходах, валяющихся под окнами (видимо, выбрасывание мусора из окон – часть местной культуры), и в стиле подростковых развлечений на улицах: чернокожая молодежь может нарочито гонять мяч прямо на проезжей части улицы или затеять драку. В исторической части Медона подростков из «социального жилья» тоже легко определить, даже не глядя на их цвет кожи: они гораздо более шумные, без конца спорят, мутузят друг друга, переворачивают с пинка мусорные баки, поджигают коврики в подъездах (последнее, к счастью, отдельный случай, а не норма). Нельзя сказать, что микрорайон Медон-ла-Форе находится в упадническом состоянии, всё-таки средняя европейская планка качества не опускается ниже определенного уровня, и в целом даже социальные жилые комплексы выглядят гораздо более ухоженными чем дворы в России в среднем. Но «геттовость» микрорайона привела, например, к тому, что уровень школ и колледжей в нём намного ниже, чем в исторической части Медона, где живёт средний класс. Соответственно, жители, имеющие возможность не отправлять своих детей в местные учебные заведения, либо ищут частные школы, либо исхитряются пристроить своих чад в государственные школы не по месту жительства. В результате концентрация учеников из семей определенной культурной прослойки в школах Медон-ла-Форе ярко выражена. И не похоже, что состав учащихся с годами будет как-то разбавляться. Я уверена, что подобная ситуация существует во всех районах Парижа и его пригородах, где организовано социальное жилье для нуждающихся, именно в виде жилых комплексов (гетто), а не отдельных квартир в обычных домах.

Сегрегация населения по этно-расовому признаку резко ощущается и при поездках из одного пригорода в другой. Например, приехав в Сен-Дени (северный пригород Парижа, характеризующийся высоким процентом некоренного населения), европеец легко может почувствовать себя туристом, находящимся в путешествии в страны Ближнего Востока и Африки, от многоцветия этнических нарядов там рябит в глазах, от пряных ароматов национальной кухни кружится голова, а собственный космополитизм начинает внутреннюю борьбу с зачатками расовых предубеждений (что уж там говорить, у многих они присутствуют если и не в открытом, то в латентном виде, особенно после случившихся трагических событий, когда народ понял, насколько обманчиво может быть ощущение безопасности жизни в Европе). Но если после Сен-Дени вы попадёте, например, в Версаль, где основная часть населения принадлежит к европеоидной расе, вы ещё острее почувствуете эту разобщённость.

И мы можем сколько угодно говорить о республиканских принципах, об отсутствии дискриминации и равенстве, но на деле между нами и ситуацией, в которой «все животные равны» (Джордж Оруэлл) на данный момент лежит огромная пропасть. Сами французы из тех, с кем мне довелось общаться, не проявляют расизм открыто. Бывали случаи, когда мои собеседники, говоря, например, об арабской этнической группе, отчего-то переходили на шепот: «у нас стало очень много арабов». Один из прохожих французов, с которым у меня случайно состоялся разговор, вообще страстно выражал свою любовь к российскому президенту, цитируя его высказывание (уж не знаю степень его правдоподобности) о том, что «колонии Франции сделали Францию своей колонией», и советовал мне съездить в северную часть Парижа, чтобы я могла воочию убедиться в этом.

Я ненавижу расизм и любой другой национализм, я вырываю с корнем любые его ростки, едва пробивающиеся в моем сердце, но иногда это бывает очень и очень сложно.