Малярия, скорпионы под подушкой и розги из коровьих хвостов. Как живется русской в Нигерии.

Я продолжаю выкладывать сюда статьи и интервью, написанные мной для журнала «Тут и там». Сегодняшняя история совершенно фантастическая и экзотическая. Если вы готовы взяться за этот лонгрид, удовольствие и удивление вам гарантировано.

———————————————————————————

Жизнь Яны Эль Кассем, скромной девушки из Оренбурга, достойна как минимум приключенческого романа. В ней есть все: сумасшедшая любовь, разлука, лагерь палестинских беженцев в Ливане, переезд в Нигерию и думы о будущем в Великобритании. Обо всем этом Яна рассказала Татьяне Перминовой, специально для проекта “Цветы эмиграции”.

От автора: Каждый раз встречаясь с людьми, согласившимися поделиться с нами своими историями, я думаю о том, насколько этот опыт общения с ними бесценен. Но интервью с Яной, без преувеличения сильной женщиной, сумевшей сохранить оптимизм, жизнелюбие и целеустремленность, несмотря на нелегкие условия жизни в Нигерии, стало для меня незабываемым приключением, попыткой представить себя в ее мире. Мне трудно было уместить историю Яны в рамки статьи, — здесь и целой книги будет мало, но я постаралась сохранить все самые интересные и впечатляющие моменты ее жизни, записав их для вас, наши дорогие читатели.

Яна Эль Кассем, Нигерия

Я родом из Оренбурга. Моя семья всегда была связана с журналистикой, поэтому и я выбрала для себя эту стезю, поступив в университет на только что открывшийся факультет журналистики. Но поскольку я ненавидела школу и все с ней связанное, я пошла на заочное обучение, параллельно устроившись на работу в предвыборную газету, чтобы немедленно начать практиковаться в качестве журналиста. Я тогда была совсем домашней семнадцатилетней девочкой, воспитанной родителями в относительной строгости, поэтому время, когда я начала самостоятельно работать, стало для меня достаточно сложным периодом. Но было и интересно — я много общалась, ездила на встречи, узнавала новых людей. В последствии я перешла на работу в другую газету, общественно-политическую, где до своей смерти работал мой дедушка.

Однажды моя начальница попросила меня написать статью про иностранных студентов-медиков, обучающихся в Оренбургской академии. Я два дня тянула с этим заданием, никак не решаясь пойти к ним на встречу, что-то меня удерживало — то ли стеснение, то ли неуверенность, что мы с ними сможем понять друг друга. Однако, в последний момент, я все-таки решилась.

Первый, с кем я поговорила, был студент из Палестины. Мы пообщались, а потом он представил меня своим сокурсникам (в нашей медакадемии тогда учились студенты из Индии, Пакистана, Непала и арабских стран), в числе которых оказался и молодой человек из Ливана. Этот обаятельный и улыбчивый ливанский студент стал впоследствии моим мужем. А тогда… я многим из них понравилась, некоторые попросили мой телефон, но свое согласие проводить меня я дала именно ему.

Время было летнее, романтичное, мы медленно шли по бульвару до моего дома, разговаривали. И после этой случайной встречи у нас начались серьезные отношения, которые развивались очень стремительно. Конечно, мои родители были в шоке: он иностранец, более того, он мусульманин (по происхождению палестинец, чьи родители жили в лагере беженцев в Ливане), старше меня на семь лет. Но когда они увидели его отношение ко мне, то стали ему доверять. Несмотря на свою принадлежность к исламу, мой будущий муж никогда не пытался обратить меня в свою религию, и у нас не было никаких столкновений на религиозной почве. Но при этом он всегда переживал, если видел, что я надела слишком короткую юбку, или, если мне приходилось одной перемещаться на общественном транспорте по городу. “На тебя же все смотрят!”, — говорил мне он. Кроме того, он не любил публично демонстрировать наши отношения. Страстные поцелуи и объятия на улице в присутствии посторонних людей казались ему совершенно неуместными.

Спустя некоторое время ему пришлось уехать в Иркутск для прохождения там обязательной ординатуры. На тот момент ему исполнилось уже 27 лет, у него были мечты, цели, карьерные устремления, желание наработать опыт, чтобы иметь возможность самостоятельно практиковать в качестве хирурга-офтальмолога. Я же была еще совсем девчонкой, с ветром в голове, и не слишком задумывалась о будущей жизни. Однако, этот период нашей разлуки показал, что жить вдали друг от друга нам очень тяжело. Я поехала в отпуск к нему в Иркутск, и именно тогда мы решили, что поженимся. Муж не сообщил своим родителями о наших планах. Он боялся, что родители — палестинцы будут препятствовать его решению. Дело в том, что в традиционных палестинских семьях заботятся о сохранении своего этноса, поэтому молодые люди обязаны жениться только на палестинских женщинах. Так что мы в очень скромной обстановке, в узком кругу друзей оформили наш брак в России. Это случилось в 2000 г. Еще через год у нас родился мальчик. И мой муж, к тому моменту уже закончивший свое обучение, решился поехать в Ливан, чтобы сообщить родителям об изменениях в своей жизни и обо мне. Родители в итоге хорошо отнеслись к этой новости и приняли меня в свою семью, пусть и заочно. Мы познакомились с ними по телефону. Все происходило в очень уважительной форме.

В России, выпускнику-иностранцу с дипломом врача-офтальмолога но без опыта, практически невозможно было найти достойную работу. Поэтому, когда моему мужу предложили попробовать поискать работу в Африке, а, конкретно, в Нигерии, он согласился. Это означало, что нам снова предстоит разлука, поскольку отправиться в неизвестную дикую страну с грудным ребенком не представлялось возможным.  Он уехал, а я осталась в Оренбурге с родителями. Наши отношения с мужем всегда были очень страстными, поэтому шесть месяцев раздельного существования стали, наверное, самым трудным периодом в нашей жизни. Мы общались по переписке, но это было невыносимо сложно и для него, и для меня. Он был очень ревнив, а я, неожиданно для себя, оказалась страшной собственницей. И, в результате, я приняла решение поехать к его родителям, чтобы хоть как-то уменьшить расстояние между нами. Я буквально поставила мужа перед фактом и уехала в Ливан вместе с нашим маленьким ребенком.

Фото из архива Яны Эль Кассем. Ливан, побережье

Ливан

Семья мужа встретила меня в аэропорту, его мама, папа и братья, и очень тепло меня приняли. В России перед отъездом меня запугивали все, кто только мог. Я наслушалась страшных историй о том, как палестинцы обманывают женщин, как их бросают на произвол судьбы. Когда я приехала, жизнь в лагере в Ливане поразила меня своей семейной атмосферой. Общество было традиционным, как принято у мусульман. Однако, стиль одежды женщин, которых я встречала в лагере, отличался от стиля ортодоксальных мусульманок. Они носили длинные юбки или платья, штанишки с туниками, обязательно закрывая руки и ноги и прикрывая голову шалью. И все это было цветным, ярким, красивым.  На меня никто не давил в отношении моей одежды, родители мужа ничего мне не говорили, и первые три дня я ходила с непокрытой головой, в привычных мне брюках и футболках. Но я была тоненькая, светловолосая, тогда еще совсем девчонка, и я ощущала на себе любопытные взгляды со всех сторон. Дети таращили на меня глаза и показывали пальцем. Конечно, я от этого испытывала неловкость. Кроме того, мне самой хотелось примерить на себя платок, уж очень красивые они были. Поэтому я сходила на рынок и сама выбрала себе и платок, и прочую одежду. Я научилась закалывать шаль бусинками, стразами, таким же образом, как это делали местные женщины. Стоит ли говорить, что родители мужа поддержали меня в этом решении.

Фото из архива Яны Эль Кассем. Ливан. Лагерь

Что касается бытовых условий жизни в лагере беженцев, они были вполне приемлемые. Палатки давно заменили на дома. Но эти дома строились настолько близко друг к другу, что проходы и улочки между ними остались очень узкие. Санитарные условия в домах были в пределах нормы. Но на улице, несмотря на видимую чистоту, я неоднократно встречала крыс. Потом я поняла, что причиной этому были свалки, организованные в нескольких местах в лагере, и содержащиеся в относительном порядке исключительно силами жителей. Практически все, что делалось в лагере в плане обеспечения нормальных условий обитания, делалось силами жителей с участием и помощью международных организаций. У них была своя больница, своя школа.

У кого-то может сложиться впечатление, что поскольку родители моего мужа беженцы из Палестины, значит его семья бедная и необразованная. Нет, его отец был преподавателем, он всю жизнь работал в Арабских Эмиратах, зарабатывая там достаточно, чтобы прокормить свою многочисленную (у них одиннадцать детей) семью, которая находилась в Ливане, и дать возможность детям оплачивать свое образование. Иными словами, приоритеты в семье расставлялись таким образом, что на первый план выходили дети и забота об их будущем, а вещи и прочие материальные ценности были оставлены позади. Поэтому, несмотря на спартанскую обстановку в доме и самые скромные требования к личному комфорту,  дети получили образование в Европе и в России.

Спустя два месяца мой муж, который по-прежнему находился в Нигерии, сообщил мне о том, что мы наконец-то можем с ним воссоединиться. Я купила билет и полетела в Африку.

Фото из архива Яны Эль Кассем. Праздник Рамадан в Зариа, Нигерия

Нигерия

Мы обосновались в штате Кадуна, но не в столице, а в соседнем городе Зариа, где находится университет Кадуны Ahmadu Bello University. Хотя это второй по величине город штата (для справки: численность населения в Зариа превышает 650 тыс. чел.), на мой взгляд,  он больше похож на деревню: пара-тройка магазинов, пара рынков, вот и вся инфраструктура. Но зато при университете есть больницы с огромным количеством палат, обеспечивающие достойную практику студентам медицинского факультета. Первое, с чем я столкнулась по прилету в Нигерию, было тотальное отключение света. До сих пор помню панику, охватившую меня в аэропорту, в полной темноте. Я понять не могла, что произошло: я с ребенком, с багажом, ночью, в совершенно чужой стране, да еще и в кромешной темноте. Это теперь я знаю, что в Нигерии постоянно случаются перебои с электроснабжением, и поэтому во многих  домах и на предприятиях установлены локальные электрогенераторы. Я вышла из здания аэропорта на улицу. Воздух был жаркий, удушливый. Мне казалось, что я зашла в русскую баню. На нас тут же набросились местные комары. Я знала, что это стопроцентная малярия (и потом так и случилось, что мы ею переболели!), но ничего не могла поделать. И английский! Африканский английский, из которого я не могла понять ни слова.

От встречавших меня мужа и его друзей я узнала, что ночью на дорогах очень опасно, поэтому мы заночевали в отеле и поехали в Зариа днем, а утром мы услышали, что в Кано, городе, где находился аэропорт, ночью убили несколько человек на религиозной почве…

Мы ехали по деревням, я смотрела на желто-красную выжженную землю, на сухие деревья, на глиняные домики с соломенными крышами, но ничего не боялась. Все это мне казалось экзотикой, и меня снедало любопытно. В первый же день получив солнечный удар, я поняла, что после 9 утра выходить на улицу для меня совершенно невозможно. Воздух был настолько раскаленный, что в носу и во рту свербило — приходилось все время пить. У нас в доме отсутствовал кондиционер, поэтому мы пытались обдуваться вентилятором. Что меня очень испугало в самом начале — это беспредельная нищета местных жителей и уродство, как следствие болезней. Я встречала людей без глаз, людей с желтыми, наполовину выпавшими зубами, людей со скрюченными полиомиелитом руками. Никогда прежде я не видела таких болезней и такой нищеты.

Потом мы привыкали к местным продуктам и воде. Из-за жары продукты портились очень быстро, а у нас были постоянные перебои с электроэнергией, так что холодильником мы пользоваться не могли. Для нас тогда стало вполне естественным пользоваться свечкой в качестве источника света. Мы готовили на керосинке. У нас не было тогда денег ни на электрогенератор, ни на газовый баллон, чтобы греть воду. Благо вода шла достаточно теплая сама по себе. Питьевую воду мы покупали. Забавно, что питьевая вода здесь продается в пакетиках, зато орешки: арахис и кешью расфасовывают в пластиковые бутылки. Первое время я не понимала чем нам питаться и как накормить ребенка. Привычных нам продуктов в магазинах не было. Местную еду я не могла есть, кроме того покупать еду с улицы нам категорически запретили из-за опасности подхватить брюшной тиф. Мы стали осваивать рынок. Несколько раз в самом начале я ходила на рынок вместе с мужем, но появляясь в общественных местах, я производила неизгладимое впечатление на местных жителей: белая женщина, блондинка с длинными волосами, для них я была настоящей марсианкой. В итоге муж стал отовариваться самостоятельно. Мясо, купленное на рынке, было настолько жесткое, что мне приходилось варить и тушить его по нескольку часов. К счастью, мы обнаружили, что местные продают рыбу, картошку, молоко. Я научилась делать кефир, сметану, творог, солить селедку, выращивать зелень на окне. Таким образом, в плане питания наша жизнь постепенно становилась приятнее.

Фото из архива Яны Эль Кассем

Дальше мне пришлось бороться с представителями местного животного мира. Я развесила москитные сетки, тюль на окнах, чтобы защититься от комаров. Когда к нам пришли муравьи, а они здесь огромные, рыжие, любители сладкого, я нашла ходы и норы, прорытые ими в доме, и посыпала все специальным порошком-ядом. Мне уже казалось, что я победила в этой борьбе, но однажды ночью (до сих пор содрогаюсь, вспоминая это) я услышала в темноте странное шуршание по москитной сетке. Первое, о чем я подумала, были летающие муравьи (да, у нас есть и такие в определенное время года), но потом я почувствовала, как по мне что-то ползает. Электричества, как всегда, не было, я зажгла фонарик и увидела, что у нас весь диван в муравьях. Я открыла занавеску, а за ней миллионы муравьев.  Это был шок! Потом я остаток ночи бегала по квартире с брызгалкой от комаров, сражаясь с муравьями. Наверное, это было мое самое жуткое впечатление от встречи с местной фауной. Впрочем, пару раз к нам в дом приходили скорпионы. С сентября по февраль у нас дует ветер харматтан из Сахары. И вместе с песком и пылью он приносит к нам и разных тварей из пустыни. К счастью, скорпионы здесь не смертельно-опасные, но их укус очень болезненный, при этом ни волдыря, ни припухлости, ничего нет. Правда, когда моего ребенка укусил скорпион, я еще не знала, что последствий не будет, и изрядно понервничала. Другой скорпион оказался у меня под подушкой и цапнул уже меня. Через некоторое время мы завели кошек, и вся прочая живность нас покинула, с того момента у нас не было ни ящериц, ни тараканов, ни скорпионов, ни змей.

Как я все это пережила? У нас была цель, мы мечтали о своем бизнесе, все трудности казались преодолеваемыми, я знала, что я должна делать, и просто делала это. Я не казалась себе тогда сильным человеком, понимание того, что я сильный человек пришло ко мне гораздо позже. А первые пять лет я просто училась жить в новых условиях.

Что касается общения с местными жителями, то все наши дружеские отношения с ними обычно заканчивались попрошайничеством с их стороны. Мы тогда не были еще хорошо обеспеченными, не скажу, что мы как-то финансово выделялись среди местных, тем не менее, общественная модель поведения среди населения и по сей день такова, что если ты белый, то сразу всем должен. Мне кажется, что такое отношение к жизни — результат тяжелой экономической ситуации, вечной нефтяной зависимости и безграмотной политики. Здесь клянчат все, от мала до велика. Здоровый молодой мужчина может позволить себе просить денег у женщины, которая сидит дома с ребенком. Здесь, если у тебя открыты в доме двери, к тебе спокойно могут зайти без стука с целью попрошайничества. Я элементарно боялась таких вторжений, поэтому мне пришлось научиться говорить “нет”.

Фото из архива Яны Эль Кассем. Нигерия

Бизнес по-нигерийски

Первое время мой муж пытался с другими такими же молодыми ребятами организовать свой бизнес, мы даже кур разводили, но очень быстро прогорели. Потом он сдал экзамен, получил лицензию для работы врачом в Нигерии и заключил контракт с государством. После этого с точки зрения быта наши дела пошли намного лучше, поскольку многие необходимые вещи составляли часть социального пакета врача. В том числе за счет государства нам арендовали дом, оборудованный электрогенератором. Тем не менее, мы всегда стремились создать свое дело. Мы накопили немного денег и открыли небольшое медицинское училище. Нам не пришлось много платить за аренду здания, поскольку цены на недвижимость в нашей “деревне” были низкие, а планка ожиданий у студентов в отношении мебели и интерьера и того ниже. Все находилось, можно сказать, под боком, рядом с домом. Это был 2010 год, то есть на тот момент мы прожили в Африке уже шесть лет. Через некоторое время мы открыли еще и свою больницу.

Фото из архива Яны Эль Кассем. Больница, основанная Яной и ее мужем

У нас были друзья — врачи общей практики, мой муж — хирург-офтальмолог, а также медсестры, администраторы и охранники, которых нам приходилось нанимать. Найти квалифицированных специалистов в Нигерии дело ужасно сложное. Местных жителей не назовешь работящими, все привыкли относиться к делу спустя рукава, у них нет тяги к собственному развитию, они мирятся с текущей ситуаций, не желая лишний раз подняться с места. Поэтому, если нам удавалось найти кого-то действительно стоящего, мы готовы были платить этому человеку гораздо выше среднего. К нам приходили пациенты с брюшным тифом, малярией, кожными заболеваниями, общими инфекциями. Сейчас наша больница — это фактически клиника одного врача (моего мужа офтальмолога) плюс младший медперсонал и охрана. К сожалению, наш терапевт уехал из Нигерии. Мы пытались найти ему замену, но неудачно. В итоге теперь мы занимаемся только глазными болезнями. В Нигерии до сих пор очень распространена “традиционная медицина” — это примочки, травки, отвары, которыми они пытаются лечиться даже от СПИДа, а также “шаманские” ритуалы и обряды, сопровождающие прием этих травок. Поэтому к нам часто поступают люди с болезнями в таком запущенном состоянии, которое в других странах даже представить себе сложно.

Фото из архива Яны Эль Кассем. Зариа, местные жители

Когда мы приехали в Нигерию, моему сыну было два с половиной года. В местную школу детей принимают в возрасте трех-четырех лет, поэтому первый год он все время находился со мной. А когда пошел в школу, то заговорил сразу на трех языках: на русском, арабском и английском. И я была очень довольна. Единственное что меня напрягало тогда, это то, что в местной школе было принято бить детей за провинности. Это идет еще от старых британских колониальных традиций, но если в Англии розги предмет давно забытый, то в Нигерии до сих пор применяется хоть и не традиционная вымоченная розга, но сушеный хвост коровы, которым бьют детей за неповиновение. И когда к моему ребенку применялось такое наказание, я естественно бежала в школу и там объясняла, что для нас такие методы воспитания неприемлемы. Хочу сказать, что учителя шли на контакт, поскольку для них наличие белого ребенка в школе (а мой сын был единственным белым ребенком там) была своего рода реклама. Что касается общения с местными детьми, у сына не было с этим проблем, он хорошо налаживал язык со всеми.

Сейчас у нас уже трое детей, двое младших сыновей родились в Нигерии. Мои старшие сыновья теперь обучаются в частной школе. Школа вполне нормальная, хоть и все преподаватели там местные. Директор школы получила свое образование в Англии, и теперь она выстраивает программу в соответствии с британской системой обучения. Ребята — одноклассники наших сыновей —  в основном дети местных бизнесменов. И, все-таки, нам хотелось бы, чтобы наши сыновья получили так называемый официальный british curriculum, поэтому мы планируем в скором времени переехать в столицу Нигерии, город Лагос, где уровень частных школ более продвинутый.

Чему меня научила жизнь в Нигерии?

В первую очередь самосохранению. Здесь присутствует расизм по отношению к малочисленным жителям со светлым цветом кожи. Мы сами неоднократно сталкивались с агрессией по отношению к себе со стороны чернокожих жителей. В Нигерии абсолютно не соблюдается законодательство. Ты не можешь передвигаться без машины по незнакомым улицам, это опасно. На самих дорогах тоже опасно, поскольку правила дорожного движения никем не уважаются. Зато здесь до сих пор существует клановая иерархия. Местные жители буквально падают в ноги, если видят человека, находящегося выше их в этой системе рангов. В каждом населенном пункте есть  местный “князек” (помимо официально назначенного амира), который собирает подати с бизнесменов. Без зарезания барана или козы здесь ни одно дело не проходит. И нам приходится как-то вписываться в эту систему.

Когда мы жили в студенческом районе я не чувствовала себя в безопасности. Молодые люди, приезжающие сюда на учебу из разных районов Нигерии, не отличались примерным поведением. И когда мы переехали в дом при государственной больнице, предоставленный нам как часть компенсационного пакета моего мужа, я какое-то время жила спокойно. Но потом, во время нашего отсутствия, нас обворовали. Украли немного, у нас не было богатств, но было очень неприятно. Я понимала, что это местные жители, скорее всего даже соседи,  поскольку я не раз ощущала наблюдение за нашим домом с их стороны. После этого нам пришлось сменить дом, и там мы уже выставили охрану.

Мне потребовалось немало времени, чтобы приучить охранников к тому, что кто-то с улицы не может просто так заходить в наш двор: ни продавец бананов, ни уличный попрошайка, никто другой. Я научилась быть жесткой, несмотря на свой изначально мягкий характер. Мне не нравится вмешиваться в любое малейшее дело наших работников, поэтому я предпочитаю сначала выстроить нужную мне систему и потом просто контролировать, как она работает. Сейчас у нас собралась такая компания, которой мы можем доверять.  

Я считаю, что живя в достатке в этой стране, владея бизнесом, не стоит выделяться и подчеркивать свое благосостояние, не стоит демонстрировать дорогие телефоны, машины, золото, кичиться своими доходами и т.д. Если ты не хочешь соблюдать это правило, тогда нужно выбирать себе место жительства в соответствующей среде, в окружении таких же обеспеченных людей. Мы же всегда жили в деревенской обстановке, стараясь быть как все. Сейчас имеющийся уровень доходов дает нам возможность помогать финансово местным людям, и мы это делаем, но никогда не выпячиваем. В нашей больнице мы держим такой уровень цен, который позволяет местным жителями обращаться к нам.  

 Фото из архива Яны Эль Кассем. Яна с мужем

Куда дальше?

Следующий важный шаг для нас в ближайшем будущем — это переезд в Лагос (бывшую столицу и крупнейший город в Нигерии) и построение бизнеса там. Жизнь в Лагосе даст новые возможности не только нашим детям, но и нам самим как в плане развития карьеры, так и в плане доступности мест отдыха и развлечений. Мы всегда очень много работали, и времени для себя у нас практически не оставалось. Кроме того, жизнь в глухом месте достаточно ограничена в плане времяпрепровождения. Я надеюсь на то, что после переезда у меня расширится круг общения, и что я смогу найти в столице русскоязычных друзей. В Зариа у меня была одна русская подруга, но, к моему большому сожалению, она уже два года как вернулась в Россию.

Конечно, мы рассматриваем в дальнейшем и переезд в цивилизованный мир, например в Великобританию или в Канаду. После двенадцати лет работы в Нигерии с исключительно сложными медицинскими случаями у моего мужа сложилась весьма достойная практика, а я имею навыки открытия бизнесов и руководства ими, можно сказать, в экстремальных условиях. Но прежде всего мы хотим дать нашим детям больше возможностей в плане образования, чем у них может быть здесь, в Нигерии.